разум.., и он мечтал о том, как будет пользоваться ею.., как страстно он

будет ею...

Прасол прошел через город в тот день, когда умер кузнец. В тот день

мальчик с утра бродил по холмам над Браунау, рассматривая прелую листву и

громовые стрелки, поэтому он не слышал о визите прасола до самого вечера.

Когда Фриц, его лучший друг, рассказал ему об этом, мальчик посмотрел на

свою скрюченную правую руку, и глаза его наполнились слезами.

- Я упустил его! Теперь я никогда не стану мужчиной!

- Глупости! - засмеялся Фриц. - Это всего лишь сказка. Не можешь же

ты на самом деле верить в эту историю!

- Сегодня шел дождь.., и у кузнеца были сильные мускулы. Я упустил

его!

Фриц отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с другом.

- Его похоронили, когда он еще не остыл. Гроб был закрыт.., но,

разумеется, никакого отношения к той сказке это не имеет...

- А вдова кинулась в банк?

- Да, у нее были дела, связанные с его имуществом. Но...

- Какой дорогой он ушел? Фриц указал дорогу.

- Как давно?

- Пять или шесть часов назад. Мальчик бежал бегом всю дорогу до дома,

чтобы поскорее забрать свои сбережения.

***

Черный мешок прасола казался зверем, спящим у подножия огромного

дуба. Человек в мягкой шляпе и коричневом плаще сидел под скалой,

попыхивая трубкой. Он смотрел, как мальчик с трудом пробирается по

тропинке среди скал и корней.

- Добрый вечер, дедушка, - тяжело дыша, сказал мальчик, падая на

землю рядом с путником.

- Добрый вечер, мальчик, - улыбнулся прасол. - Но я не твой дедушка,

ни чей-либо еще.

- Я знаю, - выдохнул мальчик. - Я знаю, кто вы.

- О? - путник набил в трубку свежего табаку и поднес огонь. -

Попробуй тогда назови мое имя.

Мальчик вздохнул, растирая правую руку левой.

- У вас больше имен, чем листьев на этом дереве. Но я бы все же

назвал сначала имя Агасфера, предвестника гроз, и принца Картафила,

возлюбленного многих женщин, затем Исаака Лакведема, прасола...

- Хватит! - сказал человек. - Не повторяй их все в моем присутствии.

Это может оказаться смертельным, - он рассматривал мальчика с интересом. -

У имени есть свои достоинства - твое, например, слишком длинное.

Когда-нибудь ты его сменишь.

- Я шел за вами не для того, чтобы обсуждать имена, - сказал мальчик,

- и не называл своего имени. Я пришел, чтобы заключить сделку.

Прасол бросил взгляд на мешок.

- Горшки, миски, нитки, иголки? Мальчик рассмеялся, покачивая головой.

- У кузнеца были сильные мускулы. 

 Что вы купили, его бицепсы?

- Почему ты думаешь, что я разбираюсь в анатомии?

- Старые сказки, - начал мальчик. - Не могут же они все быть ложью.

Когда Исаак был проклят и обречен вечно скитаться по земле, ему была дана

вечная жизнь без вечной юности. В течение столетий он овладел искусством

пересадки свежих мышц, органов и костей, чтобы заменять ими состарившиеся.

Я знаю, что у вас в мешке! - он мотнул головой в сторону подножия дуба. -

Иногда вы заключаете сделку со смертным и продаете новую ногу, сильную

руку, глаз, который способен видеть, или новую кисть руки...

- Понятно, - сказал прасол. - Зачем тебе новая рука?

.г...Мальчик долго рассматривал свои бесполезные пальцы.

- Разве была необходимость в этом вопросе? Я не могу пользоваться

своей рукой, мне нужна такая, чтобы работала.

- Наверное, тебе нужна рука с мощным запястьем фехтовальщика, чтобы

драться на дуэли в университете?

Мальчик покачал головой и встал.

- Нет, бессмертный. Я не хочу драться на дуэлях. Я не хочу знать,

служишь ли ты Богу или дьяволу, но я заплачу тебе столько, сколько ты

скажешь, за руку, которую можно поднять на такую высоту, и она после этого

смогла бы работать, - он ткнул пальцем левой руки чуть выше своей головы.

- Приделай такую руку к этому запястью, - показал он, - и я отдам тебе

свою душу, если попросишь.

- Не спеши так распоряжаться собственной душой, мальчик, - сказал

прасол.

Он подошел к подножию дуба, выражение его лица было трудно разглядеть

из-за сгущающихся сумерек и дыма трубки.

- У меня здесь есть рука, вписавшая много страниц в историю.

Он потянул шнур, и мешок внезапно зевнул, словно просыпающаяся змея.

- Что ты будешь делать с рукой, которую сможешь поднять на такую

высоту? - он поднял свою руку над головой.

- Я буду писать картины, - сказал мальчик, - мой город, горы,

деревья, людей, восходы и закаты... Я все это сделаю своим! На холсте.

- Достаточно, - прервал его прасол. - Я вижу, что ты будешь

художником, - он сунул руку в мешок, и мальчику почудилось, будто в его

темных недрах проступило неестественное сияние. И тут его словно бросило

вперед...

Рука!

Правая рука. Розовая. Гладко обрезанная у запястья, словно только что

отсеченная - хотя крови не было видно. Маленькая сильная рука.

Мальчик задохнулся и торопливо шагнул за могучий ствол дуба. Ему

стало плохо. Вернувшись на поляну, он спросил слабым голосом:

- Ты правда можешь приделать ее мне?

- Разумеется, если ты этого хочешь.

- Конечно же, я хочу! Как я могу не хотеть?

- Некоторые люди, - сказал прасол, - столь живучи, что они

пропитывают каждый атом своего естества непреодолимой страстью своей воли,

своих целей. Я долгое время хотел узнать, может ли эта сила передаваться.

Эта самая рука, - он помахал ею, - принадлежала Цезарю Борджиа. Он был

художником, это верно. Но он был способен и на многое другое. Я выкрал ее

в день, когда он умер, чтобы проделать опыт. Много лет назад, странствуя

по Корсике, я отдал ее мальчику, страдающему болезнью, похожей на твою. Ты

знаешь его имя. По-моему, даже он немного боялся этой руки, потому что он

постоянно прятал ее от взглядов людей. Мне пришлось сплавать на Святую

Елену, чтобы вернуть ее обратно, но я так ничего и не доказал. Одной

попытки никогда не бывает достаточно.

- Я не боюсь этой руки, - сказал мальчик, - и я стану даже более

великим художником в своем искусстве, чем Бонапарт был в своем. Сколько ты

хочешь за нее?

- Она мне ничего не стоила. Я отдам ее тебе задаром, поскольку ты

знаешь ее историю и все-таки не боишься.

Мальчик закатал рукав и улыбнулся.

- Договорились. Приделай ее. Прасол рассмеялся, схватив скрюченную

руку, протянутую мальчиком.

- Это не займет много времени, - сказал он, - и когда-нибудь я

вернусь в землю Лютера и Гете, чтобы посмотреть, насколько тебе удастся

поднять ее.

- Высоко! - крикнул мальчик, сверкнув глазами.