— Ну и красивая же дочка у вас, Жанна! Она хороша, как моргана, никогда еще не видывали на нашем острове такой красавицы. Можно подумать, что она дочь какого-нибудь моргана.

— Не говорите так,— возражала добрая мать Моны. — Видит бог, ее отец — Фанш Кербили, мой муж. Это так же верно, как то, что я — ее мать.

Отец Моны был рыбак и почти все время проводил в море. Мать работала на клочке земли подле хижины, а в непогсду пряла лен. Мона ходила с другими девушками на морской берег собирать разные съедобные ракушки, которыми кормилась вся семья.

Должно быть, морганы — их тогда много водилось на острове — заметили Мону и так же, как и люди, были поражены ее красотой.

Раз, когда она, как всегда, сидела с подругами на берегу, девушки заговорили о своих женихах. Каждая хвалила своего за то, что он хороший рыбак, ловко умеет провести лодку среди множества подводных камней, которыми окружен остров.

— Напрасно ты, Мона, воротишь нос от Эрвона Кердюдаля, — сказала Маргарита Арфур дочери Фанша Кербили. — Он славный парень, не пьет, никогда не ссорится с товарищами, и никто лучше его не управляет лодкой в опасных местах — у Старой Кобылы и у мыса Стиффа.

— Вот еще! — отвечала Мона с презрением (потому что, наслушавшись похвал своей красоте, она стала тщеславна и надменна). — Ни за что не буду женой рыбака! Я красива, как моргана, и выйду Замуж только за принца или за сына какого-нибудь знатного вельможи, богатого и сильного. Или, по крайней мере, за моргана.

Случилось так, что ее слова подслушал старый моргай, который прятался, должно быть, за какой-нибудь скалой или под водорослями. Он бросился на Мону и утащил на дно моря.

Девушки побежали в деревню рассказать матери Моны о том, что случилось. Жанна Кербили пряла на пороге своей хижины. Она бросила кудель и веретено и помчалась к морю. Она громко звала дочь, даже вошла в воду и шла так далеко, как только могла, к тому месту, где исчезла Мона. Но все было напрасно, ничей голос не отозвался из воды на ее плач и отчаянный зов.

Весть об исчезновении Моны быстро разнеслась по всему острову и никого особенно не удивила. «Мона была дочерью моргана,— говорили люди,— и, видно, отец утащил ее в море».

Похитителем Моны был король морганов острова Уэссан. Он упес девушку в свой подводный дворец. Дворец был настоящее чудо, самое красивое королевское жилище на земле не могло с ним сравниться.

У старого моргана был сын, прекраснейший из морганов; этот сын влюбился в Мону и просил у отца позволения жениться на ней. Но король и сам задумал это сделать, а потому ответил сыну, что никогда не позволит ему взять в жены дочь земли.

— В нашем царстве, — сказал он сыну, — немало красивых девушек-морган, которые будут счастливы иметь своим супругом королевского сына. И когда ты выберешь одну из них, я дам свое согласие.

Молодой моргай пришел в отчаяние. Он объявил отцу, что никогда не женится, если ему нельзя жениться на той, кого он любит, — на Мрне, дочери земли.

Старый моргав, видя, что сын чахнет с горя и тоски, заставил его посвататься к моргане, которая славилась красотой и была дочерью одного из знатных вельмож двора. Назначили день свадьбы, пригласили множество гостей. Жених и невеста отправились в церковь, а за ними великолепный свадебный кортеж. Ведь у этих морских жителей, хотя они и некрещеные, есть своя вера и храмы под водой. Говорят, у них даже есть свои епископы, и Гульвен Пендюфф, один старый моряк с нашего острова, который объездил все моря на свете, уверял меня, что он видывал их не раз.

Бедной Моне было приказано оставаться дома и приготовить свадебный обед. Но ей не дали никакой провизии, ровно ничего, только одни пустые горшки да кастрюли — это были большие морские раковины. Старый моргай сказал ей, что, когда все вернутся из церкви, она должна подать на стол прекрасный обед, или ей не миновать смерти. Судите же сами, в каком смятении и горе была бедняжка! Да и жених был не менее печален и озабочен!

Когда кортеж двинулся к церкви, жених вдруг воскликнул:

—Ах, я позабыл дома кольцо моей невесты!

— Скажи, где оно, и я пошлю за ним, — сказал ему отец.

— Нет, нет, я сам схожу за ним, никто другой не найдет кольца там, куда я его спрятал. Я сбегаю домой и мигом вернусь.

И он ушел один, не позволив никому сопровождать его. Он прошел прямо на кухню, где бедная Мона плакала в отчаянии.

— Не печалься,— сказал он ей, — обед будет готов вовремя. Положись на меня.

Он подошел к очагу и промолвил:

— Добрый огонь в очаг! — И в очаге тотчас запылал огонь.

Потом принц стал по очереди дотрагиваться рукой до каждой кастрюли, каждого горшка, каждого вертела и блюда, приговаривая:

— В этом горшке будет лососина, в этом — камбала под устрицами, на вертеле — утка, здесь — жареная макрель, в этих кувшинах — вина и лучшие наливки...

И кастрюли, горшки, блюда, кувшины наполнялись кушаньями и напитками при одном прикосновении его руки. Мона опомниться не могла от удивления, видя, что обед приготовлен в мгновение ока без всякой помощи с ее стороны.

Молодой моргай поспешно бросился догонять кортеж Пришли в церковь. Брачный обряд совершил морской епископ. После этого все вернулись во дворец. Старый король пошел прямо на кухню и сказал Моне:

— Вот мы и вернулись. Готово ли все?

— Готово, — отвечала Мона спокойно. Удивленный таким ответом, он стал поднимать

крышки с горшков и кастрюль, заглянул в кувшины и с недовольной миной сказал:

— Тебе помогли. Но я еще с тобой расправлюсь! Сели за стол. Гости много пили и ели, потом начались пение и пляски.

Около полуночи новобрачные удалились в свою великолепную спальню, и старый моргай приказал Моне проводить их туда. Она должна была стоять у постели и светить им, держа в руке горящую свечу. Когда свеча сгорит до ее руки, Мону ждала смерть.

Бедная Мона повиновалась. А старый моргай ждал в соседней комнате и время от времени кричал оттуда: .

— Что, свеча еще не сгорела до твоей руки?

— Нет еще, — отвечала Мона.

Так он спрашивал несколько раз. Наконец, когда свеча почти догорела, новобрачный сказал молодой жене:

— Возьми на минутку свечу у Моны и подержи ее, пока Мона зажжет нам другую.

Молодая моргана, не зная ничего о намерениях свекра, взяла свечу из рук Моны.

В эту минуту старый король спросил опять:

— Что, свеча сгорела до твоей руки?

— Отвечай: «да», — шепнул молодой моргай.

— Да, — сказала моргана.

И тотчас старый король вбежал в спальню, бросился к той, что держала свечу, и, даже не взглянув на девушку, одним ударом сабли снес ей голову. Потом вышел вон.

Как только взошло солнце, новобрачный отправился к отцу и сказал ему.

— Отец, я пришел просить у вас позволения жениться.

— Жениться? Да разве ты не женился вчера?

— Моей жены больше нет в живых.

— Нет в живых? Так ты ее убил, несчастный?

— Нет, отец, это не я, а вы ее убили.

— Я? Я убил твою жену?

— Да, отец. Разве не вы вчера ночью ударом сабли снесли голову той, что держала горящую свечу у моей постели?

— Да, но ведь то была дочь земли!

— Нет, отец мой, то была моргана, с которой я обвенчался по вашей воле. И вот я уже вдовец. Если вы мне не верите, то легко можете убедиться сами — ее тело еще лежит у меня в спальне.

Старый морган побежал в спальню и увидел, что сын говорит правду. Гнев его был ужасен.

— Кого же ты хочешь взять в жены? — спросил он у сына, немного поостыв.

— Дочь земли.

Старый король ничего не ответил и вышел из спальни. Но прошло несколько дней, он понял, должно быть, как глупо соперничать с сыном, и дал согласие на его брак с Моной. Свадьбу отпраздновали весьма пышно и торжественно.

Молодой морган был очень внимателен к жене и ба ловал ее, как только мог. Он кормил ее маленькими вкусными рыбками, которых ловил сам, дарил ей разные украшения из драгоценных морских жемчужин, отыскивал для нее красивые раковины, перламутровые и золотистые, самые редкие и чудесные морские цветы и травы.

Но, несмотря на все это, Мону тянуло на землю, к отцу и матери, в бедную хижину на берегу моря.

Муж не хотел ее отпускать: он все боялся, что она не вернется. А Мона сильно затосковала, плакала день и ночь. Наконец однажды молодой морган сказал ей:

— Улыбнись хоть разок, моя радость, и я отведу тебя в отцовский дом.

Мона улыбнулась ему, и морган, который был волшебником, произнес:

— Мост, поднимись!

Тотчас же из воды поднялся красивый хрустальный мост, чтобы они могли перейти со дна моря на землю.

Увидев это, старый морган понял, что сын его такой же волшебник, как он, и сказал:

— Пойду и я с вами.

Все трое взошли на мост: Мона впереди, за ней — муж, а на несколько шагов позади — старый морган.

Как только Мона и ее муж, шедшие впереди, ступили на землю, молодой морган произнес:

— Мост, опустись!

И мост опустился в глубину моря, унося на себе старого моргана.

Муж Моны не решился проводить ее до самого дома родителей. Он отпустил Мону одну, сказав ей:

— Вернись обратно, когда зайдет солнце. Я буду ждать тебя здесь. Но смотри, чтобы ни один мужчина не поцеловал тебя и даже не коснулся твоей руки.

Мона обещала все исполнить и побежала к родному дому. Был час обеда, и вся семья собралась за столом.

— Здравствуйте, отец и мать! Здравствуйте, братья и сестры! — закричала Мона, вбегая в хижину.

Добрые люди смотрели на нее, остолбенев от удивления, и никто не узнавал: она была так хороша, так величава в своем пышном наряде! Мону опечалила такая встреча, слезы выступили у нее на глазах. Она стала ходить по дому, дотрагивалась рукой до каждой вещи и говорила:

— Вот этот камень мы принесли с берега, и я сиживала на нем у огня. А вот и кровать, на которой я спала. Вот деревянная чашка, из которой я ела суп. А там, за дверью, веник из дрока, которым я подметала дом. А вот и кувшин, с которым я ходила по воду к источнику.

Слыша все это, родители в конце концов узнали Мону и, плача от счастья, стали обнимать ее, и все радовались, что они опять вместе.

Но недаром морган, супруг Моны, наказывал ей не целовать ни одного мужчину: с этой минуты она ничего больше не помнила о своем замужестве, о жизни у мор-ганов. Она осталась у родителей, и скоро к ней стали свататься со всех сторон. От женихов отбоя не было, но Мона никого не слушала и не хотела выходить замуж.

У отца Моны, как и у всякого жителя острова, был свой клочок земли, где он сажал картофель и всякие овощи, засевал и немного ячменя. Этого, да еще той дани, которую им ежедневно платило море рыбой и моллюсками, хватало, чтобы прокормиться. Перед домом находилось гумно, на котором молотили хлеб, и стоял стог соломы. Часто по ночам, когда Мона лежала в постели, ей чудилось, что сквозь вой ветра и глухой шум волн, бившихся о прибрежные скалы, она слышит чьи-то стоны и жалобы за дверью хижины. Но она думала, что это души бедных утопленников взывают к живым, которые их забыли, и просят молиться за них. Она шептала заупокойную молитву и, жалея тех, кто в такую погоду находится в море, спокойно засыпала.